Сайт храма-часовни св. блгв. вел. князя Александра Невского г. Балахны

Фото

Ежегодно, в день православного праздника Сретения Господня, в нашем храме собираются воины, участвовавшие в боевых действиях в Афганистане и Чечне. Сегодня, в честь 29-летней годовщины вывода войск из Афганистана,  после литургии был отслужен благодарственный молебен, а на панихиде молились о упокоении боевых друзей, погибших при выполнении интернациональный долга. 

В связи с этим событием  предлагаю вашему вниманию рассказ десантника-"афганца", Виктора Емолкина, взятый с сайта Православие.Ru.

Виктор Емолкин родился и вырос в глухой мордовской деревне. До армии с трудом закончил школу, работал трактористом в колхозе, токарем на заводе. Казалось, что он пойдет по стопам многих одноклассников, в большинстве своем спившихся в молодом возрасте.

Но срочная служба в ВДВ и война в Афганистане полностью изменили его жизнь. Полтора долгих года он воевал снайпером в знаменитом 350-м гвардейском парашютно-десантном полку 103-й дивизии ВДВ. Участвовал в десятках боевых выходов, был в окружении. Однажды душманы попытались взять его в плен. Но он не сдался, а был готов взорвать себя вместе с ними гранатой. И выжил.

Виктор Емолкин всю свою жизнь хранил в сердце веру православную. Он ни разу не уклонился от того трудного пути, который ему уготовал Господь Бог. И Бог его на этом пути всегда хранил.

Рассказывает рядовой ВДВ Виктор Николаевич Емолкин:

– Стоим мы как-то на очередной горке. Дембеля отправили меня из расположения нашего взвода в управление ротой, на соседнюю горку. Когда стало темнеть, начал спускаться. Спустился вниз – уже стемнело совсем. Честно говоря, было боязно. Шел без бронежилета. На мне была куртка с карманами – «эксперименталка», она только-только появилась. Сверху «лифчик», там три магазина двойных, четыре ракетницы, две дымовые шашки оранжевые, четыре гранаты. Запалы к гранатам были отдельно. Бывали случаи, когда пуля попадала в гранату. Если граната была в снаряженном состоянии, то она детонировала. Моему дембелю пуля попала в «эфку» (оборонительная граната Ф-1. – Ред.). Когда пуля ударила, он стал кричать – прощаться с друзьями: «Маме скажите то-то, то-то, сестре – то-то, то-то!..» Ему было очень больно, и он подумал, что умирает. Тут прибежал доктор: «Где-где-где?!» – «Да вот здесь болит!» – «Да нет здесь ничего, только синяк квадратный!» Пуля попала в гранату, граната ударила в пластину бронежилета, а пластина – уже ему в грудь. Если бы был вкручен запал, он точно бы погиб. Потом дембель показывал нам пулю, которая застряла между зубцами на «рубашке» гранаты…

Спустился я вниз, потом стал подниматься. Шел очень медленно, осторожно, слушал внимательно. Вдруг вижу: у входа в пещеру огонь тлеет (горел чурбак, который может всю ночь тлеть без дыма), а вокруг этого костра сидят люди! Сначала я подумал, что это наши. Но почти сразу сообразил: не наши… Они меня пока не видели.

Как же я мог так ошибиться, перепутать направление и зайти прямо к «духам»?! Но я не очень испугался, приготовился к бою. Положил автомат, снял с предохранителя, патрон уже был в патроннике. Вкрутил запалы в гранаты. Взял «эфку», усики разомкнул, выдернул и выбросил кольцо. Я видел там не больше десяти человек. До них было метров двадцать. Думаю: брошу гранату и перестреляю оставшихся из автомата.

Мне автомат сзади в голову – бац!.. И крик!.. Подбежали еще два «духа» – бородатые, с автоматами

Только приготовился, как пришла мысль: «Никогда не убивал людей так близко». Когда стреляешь на расстоянии, то непонятно – убил или не убил. Может, душман просто упал? И тут же вторая мысль: «А вдруг кто-то из них пошел по нужде и зайдет сзади?» Только так подумал, мне автомат сзади в голову – бац!.. И крик!.. Тут же подбежали еще два «духа» – бородатые, с автоматами. На голове шапки, которые краями заворачиваются наверх. Меня схватили, потащили к пещере и бросили внутрь. Я даже не успел испугаться, был какой-то шок. Но автомат левой рукой инстинктивно схватил, другой рукой гранату крепко держу – кольцо-то выдернуто! Вижу: в углу на камне старший сидит. Он что-то сказал – ко мне пошли двое с веревками, связать собрались. Один берется за мой автомат – а я поднимаю гранату без кольца! Уже собирался бросить, как старший стал что-то быстро говорить и мне показывает: тихо-тихо-тихо, не надо… Обалдевшие «духи» отпрянули назад. Мы были внутри пещеры вчетвером, остальные стояли снаружи.

Они мне: «Шурави?» – «Да, шурави». Начали со мной разговаривать, но я же по-афгански ничего не понимаю! Говорят, говорят, мне непонятно. И в какой-то момент я осознал, что мне конец, мне отсюда точно не вырваться… Придется взорвать гранату вместе с собой. Мысль эти привела меня в такой дикий ужас! Мне же всего девятнадцать лет! И неужто мне конец?! И сразу обратил внимание, что тут мысли как-то по-другому пути пошли.

Время остановилось. Мыслил я очень ясно и четко. Перед смертью я оказался в каком-то другом пространстве и времени. Думаю: лучше умереть в девятнадцать лет. Рано или поздно я ведь всё равно умру. Буду стариком каким-нибудь больным, да и вообще в жизни сложности наверняка будут. Лучше умереть сейчас.

И тут я вспомнил про крестик православный под петлицей! Я туда его зашил еще в Союзе. Меня эта мысль стала очень сильно греть. Появилась какая-то надежда не на спасение физическое, а что я могу обратиться к Богу. И обратился к Богу мысленно: «Господи, мне страшно! Отними у меня страх, помоги мне гранату взорвать!» Подрываться было очень страшно…

После этого пришли мысли о покаянии. Я стал думать: «Господи, мне всего девятнадцать лет. Лучше сейчас меня забери. У меня сейчас грехов мало, я не женат, с девушками не дружил. Ничего особенно плохого в своей жизни не сделал. А за то, что сделал, прости меня!» И вдруг я почувствовал Бога так близко, как никогда в жизни больше не чувствовал. Он был буквально над пещерой. И в этот момент время остановилось. Ощущение было такое: как будто я одной ногой еще на этом свете нахожусь, а другой ногой – уже на том.

И тут открылись какие-то вещи, над которыми никогда в жизни не задумывался. Я с ходу понял, в чем состоит смысл жизни. Думаю: «Что самое главное в жизни? Дом построить? Нет. Родителей похоронить? Тоже нет. Дерево посадить? Тоже неважно. Жениться, детей родить? Нет. Работа? Тоже нет. Деньги? Даже странно об этом думать – конечно, нет». Нет-нет-нет… И тут я почувствовал, что самое главное, самое дорогое в жизни – это сама жизнь. И подумал: «Господи, мне ничего в жизни не надо! Ни денег, ни власти, ни наград, ни званий армейских, ничего материального. Как хорошо просто жить!»

И вдруг в голове мелькнуло: если я взорву гранату, то дембеля подумают, что я к душманам сбежал! Они же меня мучили, хоть и не били особо. «Господи, Тебе всё возможно! Сделай так, чтобы дембеля так не подумали! Господи, и еще одна просьба! Сделай так, чтобы мое тело нашли. Чтобы меня похоронили дома, у нас на кладбище. Маме будет намного легче, когда она будет знать, что это мое тело в гробу, а не кирпичи. Она обязательно будет это чувствовать. Придет на кладбище, поплачет… У меня еще три сестры есть, утешение всё равно будет». И я почувствовал какое-то необъяснимое спокойствие. Такие правильные мысли мне, совсем молодому парню, в голову приходили, просто удивительно.

И в этот момент пришел парень лет шестнадцати, «бача». Его «духи» откуда-то вызвали. Оказалось, что он год или два жил в Союзе, в Куйбышеве (сейчас город Самара. – Ред.), и говорил по-русски. Стали спрашивать через него, откуда я, где служу. Отвечаю: в Кабуле, в десантных войсках. Здесь находимся на боевых. Спрашивают, откуда я родом. Отвечаю, что из города Саранска. Мальчик: «О, это недалеко от Куйбышева!» Я: «Да, рядышком».

«Духи» говорят: «Мы передали своим, что взяли пленного». Отвечаю: «В плен не сдамся. У меня граната без кольца, взорвусь вместе с вами. Знаю, чем плен закончится: я видел трупы наших». Они говорили-говорили между собой. Потом спрашивают: «Что предлагаешь?» – «Я предлагаю… Может, отпустите меня?..» – «Но ты же приехал убивать нас?» – «Да. Но в плен не сдамся. Я еще никого не убил, всего полтора месяца здесь».

Душманы посоветовались еще немного, потом старший говорит: «Ну ладно, мы тебя отпустим. Но с условием: ты мне отдашь свою куртку». (Куртка душману понравилась потому, что это была «эксперименталка». Ее недавно дали, да и то только нашей роте – проверить. А она тяжелая, как бронежилет. Как будто матрас на себе тащишь, в горы ходить в ней очень неудобно.)

Я просил: «Господи, отними страх!» – и Господь страх у меня отнял. А страх мы сами на себя берем, им, как грязью, мажемся

Говорю: «Куртку можно. Только отойдите». У меня в одной руке автомат, в другой – граната. Я всё равно опасался, что душманы могут на меня кинуться во время переодевания. Автомат положил, осторожно вытянул одну руку из рукава, потом другую, с гранатой. Действовал с опаской, но было ощущение, что находился в какой-то прострации. Настоящего страха у меня не было. Когда я просил: «Господи, отними страх! Я боюсь взорвать гранату», – Господь страх у меня отнял. И в тот момент я понял, что человек на 99,9 процента состоит из страха. И этот страх мы сами на себя берем, им, словно как грязью, мажемся. Я почувствовал, что от этого мы и болеем. И если страха нет, то человек совсем другой.

Я отдал старшему куртку, тот ее сразу надел. Все куртку похвалили, а мне говорят: «Ты настоящий шурави. Хубасти, хубасти (Хорошо. – Ред.)». Старший говорит: «Всё, мы тебя отпускаем». Даже чай мне налили. Но чай пить не стал: а вдруг отравят? Дали конфеты, еще платочки размером сантиметров 30 на 30, на них вышивка в виде руки с пальцем и что-то по-арабски написано. И еще наклейки овальные, размером сантиметров десять. Там тоже рука и надпись.

Говорят: «Мы тебя отпускаем, но оставь автомат». Отвечаю: «Автомат не дам. Я за него расписался, за потерю автомата четыре года “дисбата” (дисциплинарного батальона. – Ред.)». – «Ладно, автомат не нужен. У нас и патронов таких нет, 5,45. Давай ракетницы!» – «Это – пожалуйста». Вытащил четыре штуки и отдал. «Можешь идти, мы тебя отпускаем. Скоро рассвет».

Сунул всё, что они мне дали, в карман, встал и без страха совершенно, как будто мы сидели за столом с приятелями, пошел к выходу. Нагнулся, вышел из пещерки. Впереди площадка метров, наверное, десять в длину. «Духи» машут рукой: тебе туда, ты оттуда пришел!..

Первые секунды не думал ни о чем. Но как только прошел метров пять, как будто проснулся!.. Появился такой страх, просто будто молния какая-то в меня ударила! Первая мысль: какой я дурак, они же сейчас в спину будут стрелять! От этой мысли меня сразу пробило потом холодным, по спине струйка потекла. Думаю: они даже бушлат сняли, чтобы не продырявить! Остановился… Я реально чувствовал эти пули в себе, мне казалось, что они уже стреляют! Решил повернуться лицом, чтобы стреляли не в спину. Повернулся – а они мне машут рукой: туда, туда!..

Развернулся обратно и как будто схватился за ниточку надежды Божией. «Господи, пожалуйста! Ты меня почти спас! Осталось всего пять метров. Господи, Тебе всё возможно! Сделай так, чтобы пули мимо пролетели!» Иду, а ощущение такое, что всё равно будут стрелять! Осталось метра три. Не выдержал, обернулся: душманы руками машут: иди-иди, туда, туда!.. «Господи, Ты меня почти спас! Три метра осталось… Ну пожалуйста, спаси меня!» И как сиганул в темноту!

Спустился вниз, стал подниматься. Сначала хотел гранату выбросить, но сообразил: если гранату брошу, то свои прикончат из гранатометов. Так и пошел дальше с гранатой. Поднимался очень осторожно – как бы не начали стрелять.

В безнадежной ситуации человек часто остается живым только потому, что он готов достойно умереть

В Афганистане ведь как: темно-темно-темно… А как только солнце выходит, бац – и сразу светло! Буквально пять-десять минут – и день деньской! Слышу: «Стой, пароль!» Пароль я назвал, цифры какие-то были. «Это ты, что ли?!» Поднимаюсь радостный такой. Дембеля подбежали и в восемь рук меня – бам-бам-бам!.. Я: «Тихо, у меня в руке граната! Взорвется сейчас!» Они – в сторону! (Оказалось, они действительно решили, что я к душманам сбежал! Всех опросили по сто раз – меня нигде нет. И испугались – поняли, что им по шее может попасть за это дело. А тут я вернулся. «Ах, ты вернулся!.. Мы же за тебя столько переживали! Всю ночь не спали!» Короче, наваляли мне прилично. Хотя я всё равно был очень рад, что всё так обошлось.) Говорю: «Осторожно, у меня пальцы онемели!» Одни гранату держат, другие пальцы отгибают. Наконец гранату вытащили и бросили куда-то. Граната взорвалась – командир взвода проснулся. Вышел: «Что вы тут делаете? Кто гранату бросил?» – «Подумали, что “духи” ползут! Решили шваркнуть». Вроде поверил. На этом история и закончилась.

Потом я долго думал, почему же я остался жив. Я еще несколько раз оказывался на грани жизни и смерти. Однажды, когда я уже стал юристом, то выиграл судебный процесс, а бандиты за это хотели меня застрелить. Потом не по своей вине не выиграл дело, и за это меня тоже хотели застрелить! В 1997 году при возвращении из Америки у нашего самолета отказали все двигатели. (Мы падали в абсолютной тишине в океан. Я стал читать отходные молитвы. Но перед самой водой у самолета один двигатель завелся.) А в 2004 году я заболел безнадежной смертельной болезнью. Но после причащения Святых Христовых Таин на следующий день проснулся здоровым. И в конце концов я ясно осознал: в безнадежной ситуации человек часто остается живым только потому, что он готов достойно умереть…